Леви подходит прямо к стойке, наклоняется, чтобы взять мой подбородок пальцами, заставляя меня снова посмотреть ему в глаза.

— Ты покраснела? — бормочет он, его глубокий тон обволакивает меня и держит в заложниках. — Чего тебе стесняться? Я буквально сидел перед тобой и наблюдал, как ты трахаешь себя.

Мои щеки краснеют еще сильнее, а его глаза горят желанием. Я поднимаю подбородок выше, молча умоляя его о поцелуе.

— Тебе нравится, когда моя кожа краснеет от твоих прикосновений? — Дразню я.

Леви рычит, отпускает мой подбородок, и не прошло и секунды, как он перегибается через стойку и прижимается ко мне всем телом, обнимая меня за талию своими сильными, умелыми руками, давно забыв о моем бокале шампанского.

— Я чертовски люблю тебя, — бормочет он. — Ты знаешь, что на днях я запру своих братьев в той камере внизу, и ты будешь принадлежать только мне.

Приподняв подбородок, я касаюсь губами его губ.

— Я в этом не сомневаюсь, — говорю я ему. — Возможно, именно я застегну наручники.

Его губы захватывают мои, и он глубоко целует меня, а его язык борется с моим за господство. Я растворяюсь в нем, мои пальцы впиваются в ворот его футболки, пока я пытаюсь притянуть его ближе. Я чувствую, как бьется его сердце в груди, и это все, что я могу сделать, чтобы не протянуть руку и не забрать его себе.

Шаги разносятся по комнате, но я не смею отвлечься от Леви, впитывая его теплые ласки на своей коже, его мужской запах, который держит меня в заложниках и заставляет жар зарождаться между ног. Его тело такое большое, прижатое к моему, и я не могу насытиться.

Я слышу, как по стойке скользит бокал, и по тому, как он тут же опускается обратно, понимаю, что это Маркус. Я неохотно отстраняюсь и вижу, как он тянется за виски и наполняет свой стакан.

— Я подумал, не выйдешь ли ты подышать свежим воздухом, — бормочет он, снова поднося бокал к губам.

Мои глаза сверкают, когда я прислоняюсь к барной стойке, халат соскальзывает с моего плеча и обнажает свежевымытую кожу под ним.

— Ревнуешь? — Дразню я.

Он ловит мой пристальный взгляд и удерживает его, а его глаза темнеют от голода.

— Безмерно.

Дрожь пробегает по моему телу, и я стону от того, как рука Леви находит мою задницу и сжимает ее через тонкую ткань. Я снова прижимаюсь к нему, пока Маркус медленно встает, не желая отпускать мой взгляд.

Он держит меня в плену, перегнувшись через стойку, и я втягиваю воздух, а предвкушение горит в моих венах. Он пальцами касается моего плеча, и дрожь пробегает по моей спине, когда его губы наконец встречаются с моими. Он целует меня медленно, нежно и с такой страстью, что мое сердце гулко бьется в груди. Капельки воды, оставшиеся на его волосах после душа, стекают на мое лицо, когда его рука поднимается от моего плеча и смыкается у основания моего горла.

Леви придвигается ближе, его рука опускается ниже по задней части моего бедра и сминает шелковый халат своими толстыми пальцами. Затем его пальцы касаются моей обнаженной кожи, и я выдыхаю в рот Маркуса, постанывая, когда его пальцы достигают внутренней стороне моего бедра.

С другого конца комнаты доносится насмешка, и низкий тон Романа ласкает мой слух.

— Блядь, не могли подождать и двух секунд.

Я ухмыляюсь в губы Маркуса, он отстраняется и поворачивается к своему старшему брату.

— Будешь дремать — проиграешь, братишка, — говорит он, переваливаясь через стойку бара, как раз в тот момент, когда пальцы Леви касаются моей сердцевины, заставляя меня ахнуть и прижаться к нему, чувствуя, как он засовывает эти толстые пальцы в мое влагалище.

Я прикусываю губу, и мои глаза закатываются на затылок.

— О, черт, Леви, — стону я, а мое одобрение толкает его глубже. — Да.

Маркус подходит с другой стороны, его рука возвращается к моему горлу и сжимает его ровно настолько, чтобы у меня перехватило дыхание. Он использует свою хватку, чтобы оттянуть меня от края стойки, меняя угол, под которым пальцы Леви массируют мои внутренние стенки.

Маркус откидывает мою голову назад и снова захватывает мои губы своими, на этот раз целуя меня глубже, голоднее, с решимостью, от которой по комнате разносится восхитительный стон.

— Черт, нет, — бормочет Роман, возможно, самому себе. — Только не без меня.

Роман широкими шагами пересекает комнату, перепрыгивая через стойку бара точно так же, как это сделал его брат, и если бы я была в состоянии думать, я бы, вероятно, отругала их за то, что они не воспользовались идеальным входом всего в нескольких шагах от меня. Но я не жалуюсь, наблюдая за тем, как выпирают их мышцы, когда они делают что-нибудь хоть немного спортивное, я становлюсь влажной — так же, как пальцы Леви, погруженные глубоко в мою киску.

Глубокий голод поселяется в моей груди, когда я поворачиваюсь к Маркусу и целую его глубже. Его руки скользят по краю ткани, спускаясь вниз, пока он не достигают свободного узла, едва удерживающего халат. Он легонько дергает его, и халат распахивается, как пушинка в его руках, а шелковистая ткань быстро расходится и сползает с моих плеч.

Я позволяю ему упасть на пол и через мгновение чувствую теплую грудь Леви за своей спиной. Его пальцы выходят из меня, поднимаясь к моей попке, а его голова опускается к моей шее, его губы смыкаются на моей коже. Его язык касается пульсирующей жилки на моем горле, прежде чем добраться до чувствительного местечка под ухом.

— Будь хорошей девочкой и раздвинь свои прелестные ножки, — бормочет он.

О, Боже милостивый. Если Леви вытащит своего папочку поиграть, пока Маркус и Роман уже прикасаются ко мне, я кончу еще до того, как сделаю очередной вдох.

Дрожь дикого предвкушения пробегает по моему позвоночнику, и я стону, раздвигая бедра и открываясь для них. Роман берет меня за подбородок, нежно притягивая мое лицо к своему, его глаза сузились от любопытства, пока пальцы Маркуса скользят вниз по моему телу, находя клитор и нежно массируя его.

Мои глаза остаются прикованными к Роману, в то время как я слишком сосредоточена на ощущении пальцев Маркуса.

— Тебе это понравилось, не так ли? — Спрашивает Роман, его голодный взгляд пожирает меня. — Когда он назвал тебя хорошей девочкой.

Я выдерживаю его взгляд, позволяя ему увидеть, как меня заводят его братья.

— Только когда я могу называть его папочкой.

На лице Романа появляется усмешка, когда Леви стонет, его грудь вибрирует у меня за спиной, и, черт возьми, от моих слов его пальцы входят в мою задницу. Я задыхаюсь, мое дыхание застревает в горле, прежде чем из глубины моей груди вырывается сдавленный стон.

— Вот же черт, — говорит Роман, и его взгляд опускается, его рука скользит по моей чувствительной коже и касается моих затвердевших сосков. Он нежно сжимает один из них, прежде чем продолжить движение вниз, и заставляет меня судорожно вздохнуть, когда его пальцы щекочут мою талию.

Маркус убирает руку, освобождая место для Романа, когда тот опускается ниже. Я стону, когда он толкается между моих раздвинутых бедер и обнаруживает, что мой клитор нетерпеливо ждет его прикосновения. Он обводит его своими умелыми пальцами, и я прижимаюсь к нему, нуждаясь в гораздо большем… нуждаясь во всех троих.

— Терпение, императрица. Ты получишь то, что хочешь.

Твою мать. Как они это со мной делают?

Его голос подобен мурлыканью мне на ухо, наполненному самыми восхитительными обещаниями, и я не могу удержаться, чтобы не повернуться к нему и не поймать его губы своими. Он жадно целует меня, и я вспоминаю мужчину внизу, в камере, мужчину, которого я обещала жестко трахнуть, и я полностью намерена довести это до конца.

Леви толкается в мою задницу глубже, и я не могу удержаться, чтобы не прижаться к нему в ответ, принимая его еще дальше.

— Ты хочешь, чтобы я трахнул твою маленькую упругую попку, детка?

Я стону, мои глаза закатываются, когда пальцы Романа погружаются глубже, проникая в мое влагалище, а его большой палец все еще ласкает мой клитор.